ЛЮБОВЬ, ГИПНОЗ, И ПОДПОЛКОВНИК© Барабаш П.И. События описаны подлинные, все как было на самом деле. Редактор литературного журнала "Дальний Восток" сказал мне так: "Павел, ты не прав, советского подполковника нельзя загипнотизировать!". — Но материал, как литературный рассказ, опубликовал.
Если ты не можешь не поддаваться гипнозу любви, то это не означает, что у тебя слабая воля. Это означает, что любовь — сильна!
«Любит — не любит — к черту пошлет….» — нервно гадал я на ромашках, выдирая сразу по два, по три лепестка, и почти каждый раз получалось, что или «не любит», или «к черту пошлет». И, действительно, черт меня дернул поехать на эту рыбалку. Из-за каких-то костлявых карасей, вот так просто взять и опаздывать на романтичное свидание? Вот, возьмет она и пошлет меня, действительно, пошлет к черту, или куда подальше. Что же мне делать? Все произошло во времена Перемен, когда существовала Великая империя Советский Союз, а ее президент Михаил Горбачев открыто общался с народом, разъезжая по стране и рассказывал идею перестройки. Обыватели окраины империи ожидали приезда президента с любопытством и надеждой на светлое будущее, ждали с нетерпением. Он должен был приехать в наш город во вторник, а сегодня воскресенье. Скоро три часа дня, если сейчас автобус не появится, то все пропало, не успею... Каждый час должны ходить по расписанию эти проклятые автобусы! Каждый час! А мы торчим здесь, на этой остановке автобуса с самого утра, — да за это время пешком, даже на брюхе можно доползти до города! А сейчас уже поздно. И у меня веские основания так дергаться и волноваться, т.к. я влюблен в Алену по самые свои ослиные уши. Влюбился сразу, как только увидел ее, она ослепила меня, ворвалась в мою душу, заставила трепетать мое сердце... Алена как солнышко осветило мою холостяцкую жизнь., наполнило ее надеждами. Наши отношения с Аленой только формировались, один неосторожный поступок, какая-нибудь оплошность, как эта, например, и… Я очень волновался. Зато мой приятель — спокоен, ему что, его жена дома ждет, и еще будет лет пятьдесят ждать, он может вообще не появляться дома, она будет только рада. Желающих уехать из этой дыры скопилось на три-четыре автобуса. Кто как расположился, сидели на рюкзаках, на траве, загорали, обнажившись до пояса, курили, гадали, строили версии. Мужики, женщины, дети. — Может забастовка? Шофера бастуют... — Сань, а может война? — С китайцами? — А что, все может быть... У меня тоже родилась версия, и чем больше я обдумывал ее, тем более она казалась мне правдоподобной: «… дороги из аэропорта перекрыты, в связи приездом президента СССР Михаила Горбачева, и наш автобус никак не может прорваться к нам!» И так я классно представил себе все это, что и сам поверил, и всем разъяснял политическую ситуацию, снимая напряжение в массах, потому как этот приезд ждали. Правда, он должен был состояться, только несколько позже, но в целях конспирации и личной безопасности, почему бы господину президенту Великой державы не прилететь на пару дней раньше? Еще полчаса назад теплилась надежда успеть, а теперь наступило отчаянье. Я нервно потирал небритые щеки, на мне старая куртка, в болотных сапогах ноги давно сварились, портянки были мокрые. Ну, вообразите себе, всю ночь у костра, одежда пропахла рыбой, дымом, зубы не чищенные, изо рта дурно пахнет перегаром. Можно позвонить Алене и отменить свидание, но в этом паршивом селеньице вообще, как мне объяснили местные жители, нет телефонов. Я сначала не поверил в такую дикость, обошел несколько домов, но все оказалось так, как мне сказали. Попытаться позвонить в город можно только в управлении женской колонии, что находилась рядом с автобусной остановкой. Но кто мне позволит звонить? Кто? Солдатик в проходной со мной и разговаривать не станет. В лучшем случае как попугай будет повторять одно и тоже: «Не положено... ну не положено… русским языком говорю же вам!» Я тоскливо посматривал на двухэтажное здание из белого кирпича, с решетками на окнах — женская тюрьма в с. Заозерное под Хабаровском. За ним высоченный забор в два ряда, наружный — опутан сверху закрученной в спираль проволокой, так что все нелегальные передачи с воли, бросаемые через забор, чаще всего оседали в ней, как мухи в паутине. Когда мы возвращались с рыбалки, и проходили мимо забора, заключенные дамочки засекли нас из окошек своего общежития, и заулюлюкали, кричали всякие непристойности... Изголодались девочки по мужской ласке! «Ну, думай... думай...» — подстегивал я себя. Нет, это единственный выход. Ничего другого придумать не удавалось. Желание позвонить разрасталось во мне до неимоверных размеров: «Я должен это сделать. ДОЛЖЕН!» — сверлило у меня в голове, когда шел к зданию управления женской колонии. Дальше было все как в тумане. Подошел к управлению, открыл дверь, солдатик с автоматом — навстречу. — Где подполковник? — решительно и строго спросил у солдатика, полагая, что именно в таком звании должен быть здесь начальник. И не ошибся. — У себя... — растерянно ответил солдатик, видимо приняв меня, бог знает за кого. Решительно и быстро взбегаю мимо него по лестнице, на второй этаж. На втором этаже сидела женщина с каким-то револьвером на поясе. — Где кабинет подполковника? — на бегу, слегка притормозив, быстро спрашиваю ее. — Там, — она вскочила, чуть не отдав мне честь, и показала, — вторая, справа. — Как зовут его? — Григорий Семенович, — послушно ответила она. (имя условное). Дверь в кабинет подполковника я отворил… пинком ноги. Из-за письменного стола приподнялся мешковатый толстый мужчина, его голова минуя шею переходила сразу в плечи, рот был усыпан золотыми коронками (в голове почему-то пронеслась чудовищная криминальная мысль: «Золото... наверное, как в концлагере… заключенные… зубы выбивают… переплавляют… а потом…»). — Значит так, Гриша, — с порога сказал я, закрыл за собой дверь, и продолжал, глядя подполковнику прямо в глаза, медленно, делая паузы, уверено говорить, — дороги из аэропорта перекрыты, в связи с приездом Горбачева. — А мне ничего не сообщили... — растерянно протянул подполковник. — Значит не нашли нужным! — отрезал я, — мне нужно срочно позвонить в город, — и протянул руку к телефону. — Это местный телефон. — Где городской? — В спец-части. — Пошли туда! — Нет ключа. — Где ключ? — У капитана. — Звони, пусть принесет! Подполковник поднял трубку и стал набирать номер. «Звони... звони, же!» — мысленно подстегивал я подполковника и смотрел в упор на его толстый палец, что касался дырочек диска, едва попадая в них. Он еще сопротивлялся и пытался как-то осознать, что собственно происходит: «Что это за тип в моем кабинете? Как он сюда попал? Почему такая маскировка: в болотных сапогах, взлохмаченный, небритый мужик? Почему не предупредили? Почему он собственно здесь командует? Есть ли у него на это полномочия?» И, наверное, подумал: «Раз приказывает — значит, есть необходимые полномочия». Потому что, не останавливаясь, он продолжал набирать нужный номер. На последней цифре он замер, и посмотрел на меня. Решающий момент. Последняя проверка на вшивость моей легенды. Наши глаза встретились, и я, взглядом показал на диск телефона: «Звони!». Он обреченно отпустил диск, пригласил женщину в звании капитана, у которой был ключ. Наконец он положил трубку на рычаги телефонного аппарата. Мы оба молчали. Тишина. Слух обострился. Я слышал, как тикают его наручные командирские механические часы, хотя нас разделяло метра два. — Ну, и что? — нарушил я вдруг воцарившуюся тишину. — Сейчас принесут ключ, — безразлично ответил он, находясь в каком-то оцепенении... Прошло несколько минут. Мы молчали. Пришла женщина-капитан с заветным ключом. Мы вышли в коридор. Женщина открыла оцинкованную дверь спец-части, что была напротив кабинета подполковника. Вошли втроем. К телефону меня сразу не подпустили, я назвал номер городского телефона, подполковник лично набрал его, подозвал мою Алену, и только тогда передал мне трубку. Я поздоровался с Аленой, извинился, и перенес свидание. Потом говорил ей что-то еще, путано и непонятно, специально для тех, кто был в комнате, но из разговора все равно было ясно, что я никакого отношения к каким-либо органам не имею, и что Алена ни какой-то там Резидент, а я вовсе не из контрразведки. От этого прозрения цвет лица у подполковника стал меняться, как у хамелеона оно становилось то бледным, то красным… Мгновения до большого взрыва. И я понимал, что меня сейчас, как великого слепого, незаконно рожденного сына лейтенанта Шмидта, — также как в ЗОЛОТОМ ТЕЛЕНКЕ Ильфа и Петрова, — могут безжалостно выбросить из окна, причем на полном основании... Быстро закончив разговор, я решительно подошел к подполковнику, и почему-то сильно стукнул его по левому плечу. И подполковник, снова, как-то сник, тело его обмякло... Я поблагодарил, пожал его безразлично послушную руку, отпустил руку, она осталась в таком же положении (каталепсия), вышел из комнаты, сделал несколько шагов... Туман стал рассеиваться, я стал выходить из транса. Появился страх. И, как будто, сели батарейки... ноги стали ватными... едва ими передвигаю... осознаю, что надо "смываться", и как можно быстрее, а ноги не слушаются... медленно спустился по лестнице. Как много ступенек... ноги с трудом повиновались, все время испытывал страх, что подполковник вот-вот опомнится и отдаст приказ задержать меня. Время остановилось, его вообще не было, оно застыло на месте... Прошел мимо солдатика, тот — уступил дорогу, вышел на улицу, прошел еще несколько метров и рухнул на травку среди растущих ромашек. Кажется, прошла целая вечность. На самом деле, все это заняло минут десять. И только здесь, на улице, я стал осознавать, что произошло. Я загипнотизировал всех, потому что сам был — в трансе. Меня стала бить нервная дрожь... вот так, специально, я никогда не смогу это повторить... Любовь дала мне силы. Сорвал ромашку, — «любит - не любит», — гадал я, медленно слабыми дрожащими пальцами отрывая лепесток за лепестком…, — и, на этот раз, получилось — «ЛЮБИТ!». По ЛЮБВИ вашей, да будет — ВАМ! | |
| |
Просмотров: 2104 | | |
Всего комментариев: 0 | |